«Это такие торги, которые могут изменить репутацию и, безусловно, повлияют на цены». Аукционисты обязаны с профессиональным энтузиазмом заниматься своими продажами. Несмотря на это, Франсуа де Рикле, безупречный босс Christie’s France, очень аккуратно подходит к распродаже коллекции работ Диего Джакометти, единоличным владельцем которой он является.
Альберто Джакометти, знаменитый брат дизайнера, умерший полвека назад, опередил его почти на 20 лет. Но Диего всегда был «другим» Джакометти, более известным как производитель мебели, фурнитуры и декоративных предметов, чем как скульптор. Стоимость созданных им предметов интерьера и мебели впечатляет: была достигнута максимальная аукционная цена в 3 837 500 долларов. Правда весной 2015 года работа L’Homme au Doigt его брата Альберто Джакометти продана за 141 285 000 долларов. Рикле объясняет: «Проблема в том, что на аукционах вы видите просто стол и несколько стульев, но коллекция Юбера – это концентрация качества и количества, поэтому она уникальна. Есть только три Tables aux Personnages, такие как Table Octogonale aux Caryatides et Atlantes стоимостью 700 000–1 млн фунтов стерлингов».
Юбер, о котором идет речь, – 90-летний кутюрье Юбер де Живанши, и он не сомневается, что это работа музейного качества. Музей Пикассо в Париже является постоянным памятником Диего Джакометти как величайшему художнику 20-го века. Можно обратить внимание на полотна на стенах, но скамейки, стулья, столы и осветительные приборы демонстрируют тонкие линии и ручную отделку, которые говорят о Джакометти так же точно, как любая его подпись.
Работы Джакометти – величайшие культурные ценности французской столицы – являются неотъемлемой частью Manoir du Jonchet, поместья Живанши. Оно находится на юго-востоке от Парижа, и его стены помнят еще Генриха IV и Людовика XIII.
Живанши пережил золотой век высокой моды. Он одевал самых красивых женщин того времени: Глорию Гиннесс, Бэйб Пейли, Дейзи Феллоуз и Мону фон Бисмарк. Прозванный Тарзаном моды за свою статную фигуру, Живанши работал на Жака Фата, Люсьена Лелонга и Эльзу Скиапарелли, прежде чем основать свой дом высокой моды в 1952 году, когда ему было всего 25 лет. Пару лет спустя газета L’Express сообщила своим читателям, что он для высокой моды стал тем же, чем Франсуаза Саган – для литературы и Бернар Бюффе – для живописи: успешным, гламурным, великолепным и очень, очень французским. Живанши изысканно одевал Одри Хепберн на экране и в жизни. Он соответствовал образу лихого французского аристократа, которым и был, в безупречном костюме от Huntsman или Cifonelli и небесно-голубой рубашке с белым воротником и манжетами от Charvet. В списке лучших нарядов Vanity Fair он был настолько популярен, что его «выгнали» в Зал славы, чтобы дать шанс другим. Он путешествовал по миру в окружении красивых женщин, продвигая империю моды, парфюмерии и аксессуаров. К тому времени, когда он продал свой бизнес LVMH, Живанши был богаче и известнее своих клиентов.
Семь десятилетий назад вместе с Кристианом Диором и Пьером Бальменом он был одним из самых ярких детей послевоенной парижской моды. Сегодня он белоснежный патриций и напоминание о тех временах, когда это были имена живых, дышащих, творческих личностей – мастеров крепа, синели, кашемира, органзы и фая, – а не успешных корпораций, которыми они стали.
Живанши пережил своих современников, и шикарный мир, архитекторами которого они были, ушел в историю. В наши дни он ходит с костылем (который с упрямой элегантностью отказывается называть чем-либо, кроме трости) и носит затемненные очки не из-за притворства, а потому что потерял зрение на один глаз после неудачной операции. Тем не менее, с трудом поднявшись из кресла French Régence в одной из анфилад гостиных, образующих южное крыло его обширного поместья, он не потерял ни капли своей способности производить впечатление. Даже одетый в удобные джинсы, бельгийские туфли и пару кашемировых свитеров от Eric Bompard (он носит темно-синий, а другой, вишневый, искусно накидывает на плечи), «внушительный» – единственный эпитет, который напрашивается сам собой для описания фигуры Юбера Джеймса Марселя Таффен де Живанши.
Всего через неделю после того, как он открыл выставку в Gemeentemuseum в Гааге, посвященную работам, которые он создал для Хепберн, Живанши сидит за письменным столом в Jonchet, окруженный каталогами для продажи его коллекции работ Диего Джакометти. Слуга в белой куртке бесшумно подает бокалы с живительным белым вином Touraine или шампанским и так же бесшумно возвращается с французским серебряным подносом 18-го века с тостами из лосося размером с почтовую марку. Несмотря на то что в 1995 году он повесил белое пальто от кутюр, Живанши сохраняет живой интерес к моде. Он является почетным председателем музея Кристобаля Баленсиаги с момента его открытия в 2011 году, сохраняя для него такие сокровища, как портрет жены Бернара Баффе в платье Balenciaga.
Он почитает Баленсиагу как гения. Прошло почти полвека с тех пор, как загадочный испанец закрыл свой дом высокой моды, но Живанши с теплом и благодарностью вспоминает человека, которого называет своим наставником. И с удовлетворенной улыбкой отмечает, что работы Баленсиаги становятся интересны коллекционерам. Он вспоминает, как прошлым летом от имени музея попытался купить расшитое бледно-розовыми перьями вечернее платье Balenciaga с короткими рукавами, когда-то принадлежавшее светской львице середины века Франсин Вайсвайлер. Живанши прекратил торги до того, как его продали за 56 250 евро, что почти в 10 раз превышало предпродажную оценку.
Парижская резиденция Живанши – это две квартиры в особняке 18-го века на улице Гренель. Она наполнена антиквариатом и мягкими диванами и является одним из последних примеров традиционного парижского интерьера эпохи Шарля де Бестеги, барона де Реде, Мари-Элен де Ротшильд и Элен Роша. Это было время изящной жизни среди музейной мебели, картин и цветочных композиций. Живанши предпочитает белые амариллисы, тюльпаны и розы от местного флориста Адриана М. на улице Сен-Доминик. Он заказал картины с изображением приемных комнат на улице Гренель, как в свое время Бестеги и другие заказали акварелисту Серебрякову нарисовать «портреты» их интерьеров.
В Jonchet же картины скорее развешивают, чем выставляют на обозрение. Наверху лестницы можно встретить большого Миро, в тихом углу – другое его полотно, а над столом висит портрет эпохи Возрождения в натуральную величину. Столовая украшена китайскими рисунками 18-го века – идеальным полихромным фоном для стола, сервированного сверкающим серебром, хрусталем и ярким фарфором, таким как сервиз Compagnie des Indes 18-го века, приобретенный на Christie’s. Спальни декорированы классической тканью Braquenié toile de Jouy или набивными тканями собственного производства.
Однако в общественных помещениях палитра бледная: открытая каменная кладка светло-медового цвета и стены цвета пергамента служат фоном для целомудренной обстановки. Даже асимметричная экстравагантность спинок и ножек стульев Людовика XV смягчается простой обивкой из ткани цвета слоновой кости.
Личный стиль Живанши в Jonchet – это сдержанность, строгость, геометрия и приличие. Он родился в благородной семье (его отец был маркизом) и по материнской линии артистичен. Его эстетическое чувство было отточено образованием в послевоенном Париже. «Раньше я ходил в антикварные магазины, и продавцы находили время, чтобы объяснить мне детали», – говорит он. Хотя Живанши оплакивает закрытие многих своих старых «убежищ», он тепло отзывается о сокровищах, которые можно найти в Galerie J Kugel: от механизмов эпохи Возрождения до старинных научных инструментов. Он купил там настенные светильники, подсвечники и люстры.
Если в наличии нет предметов для удовлетворения его потребностей, их создают лучшие мастера. Он говорит о зажигалке Cartier его друга и клиента герцогини Виндзорской. Фигурка с золотыми лапками и головой была выполнена из настоящего панциря черепахи. «Это был маленький шедевр. Я спросил герцогиню, не будет ли она возражать, если я попрошу Cartier сделать мне такую же. Сначала в Cartier сказали, что они не уверены, но я знал Жанну Туссен (легендарного креативного директора Cartier с 1930-х до начала 1970-х). В конце концов они обнаружили, что у них осталось несколько панцирей, и сделали мне еще одну зажигалку».
Похожая история произошла с Артуро Лопесом-Уилшоу, чрезвычайно богатым южноамериканцем, приехавшим в Париж в период между войнами. Живанши вежливо поинтересовался, может ли он позаимствовать у него идею создания искусственных самшитов, чтобы украсить свою столовую. Иногда, когда природа не может дать желаемый эффект, он обращается к создателям искусственной флоры, в том числе к Пьетро Мески и Изабель де Борхгрейв. Затем, не сумев найти для деревьев подходящие кашпо 18-го века, он заказал их сделать из посеребренной латуни у Maison André. «К сожалению, он закрылся год назад. Это было известное место, где великолепно ремонтировали и переделывали антикварные изделия», – вздыхает он.
Для Живанши важны детали. Одна из первых вещей, которую замечает посетитель Jonchet, – это три величественные оленьи головы, которые возвышаются над главным фасадом. Сразу вспоминается Cour des Cerfs в Версале, куда король возвращался с охоты, и это действительно те самые скульптуры. Живанши оплатил восстановление дворцового двора, где такие оленьи головы были уничтожены во время революции. Эта разновидность оленей вымерла во Франции, но все еще сохранилась на восточных окраинах Европы, и скульптор Альбан Рейбаз был отправлен в Венгрию для их изучения. Несмотря на то что Живанши профинансировал все предприятие, он считал своим долгом попросить у дворца разрешения изготовить еще три оленьих головы для украшения Jonchet.
Действительно, олени – постоянная тема в Jonchet. Юбер – это имя покровителя охотников, и, хотя Живанши увереннее чувствует себя с блокнотом, чем с винтовкой в руках, он восхищается скульптурной красотой рогов оленя. Эти животные, выполненные в камне, бронзе, стекле, краске и фарфоре, украшают Jonchet. В одном салоне доминирует огромный бронзовый олень, созданный Франсуа Помпоном, который работал ассистентом Родена, прежде чем зарекомендовать себя как скульптор. На обед подают вино в венецианских бокалах с изображением оленей. Эти бокалы были изготовлены вручную мастерами по стеклу Barovier & Toso из Мурано по рисунку Живанши.
Диего Джакометти использовал этот излюбленный мотив во многих заказах для Живанши. После обеда, утопая в одном из своих уютных диванов, хозяин Jonchet лениво показывает на пару подсвечников с оленьими головами (стоимостью от 90 000 до 120 000 фунтов стерлингов). «Я вижу руки и характер Диего в его работах», – говорит он, нежно улыбаясь. Почему же он продает так много работ Джакометти?
«Как видите, мне чуть больше 20 лет, – смеется Живанши. – Я продаю эти предметы искусства в знак уважения Диего. Он всегда был таким тихим и скромным, и я хочу показать, что он не просто вторая скрипка после своего брата. Я хочу показать другим, что видел в нем и его работах». Их дружба и сотрудничество в какой-то мере перекликаются с отношениями с Хепберн.
Живанши познакомился с творчеством Джакометти в 1960-х годах благодаря швейцарскому специалисту по шелку Густаву Зумстегу, чьи проекты сделали компанию Abraham Ltd одним из самых известных поставщиков тканей для высокой моды. Зумстег коллекционировал произведения современного искусства, большая часть которых до сих пор висит в Kronenhalle – ресторане, открытом семьей его матери в Цюрихе, где бар освещен лампами, разработанными Джакометти. Пораженный, Живанши был представлен художнику-ремесленнику арт-дилером Эме Маэ. Их отношения были доверительными до такой степени, что могилы собак Живанши, захороненных в Jonchet, увенчаны бронзовыми скульптурами работы Джакометти. Теперь, как и в случае с выставкой, посвященной Одри Хепберн, и работой для музея Баленсиага, он хочет отдать дань уважения творчеству и памяти умершего друга. Живанши считает, что продажа – лучший способ добиться этого. «Я чувствую, что должен это сделать», – убежденно говорит он. И добавляет, как практичный человек, который понимает, что его время на земле не бесконечно: «В конце концов, если я этого не сделаю, это сделает кто-то другой». Действительно, могут, но никогда бы не осмелились.
Загрузка...
